Тетушка

3нали бы вы тетушку — прелесть что такое! То есть прелесть не в обыкновенном смысле слова, не красавица, а милая, славная и по-своему презабавная. Вот над кем можно было подшутить, посмеяться! Хоть сейчас сажай ее в комедию! И все это потому только, что она жила лишь театром и всем, что к нему относится. Вообще же тетушка была особа почтенная, даром что агент Болман, или «болван», как звала его тетушка, величал ее «театральной маньячкой».



— Театр — моя школа, — говаривала она, — источник моих познаний. Благодаря театру я освежила свое знание священной истории: «Моисей, Иосиф и его братья» — это все ведь оперы! Благодаря театру я познакомилась и со всемирной историей, и с географией, и с психологией! Из французских пьес я узнала парижскую жизнь; легкомысленна она, но в высшей степени интересна! Как я плакала над «Семейством Рикебур»! Подумать только — герой допивается до смерти, чтобы героиня могла выйти замуж за любимого человека! Да, много слез я пролила за те пятьдесят лет, что абонируюсь!



Тетушка знала каждую пьесу, каждую кулису, каждого актера, который выступал на сцене теперь или прежде. Она жила, собственно говоря, только девять месяцев в году; летние три месяца, театральные каникулы прямо-таки старили ее, тогда как один вечер в театре, затягивавшийся за полночь, просто молодил. Она не говорила, как другие люди: «Вот скоро придет весна!», «Аист прилетел!», «В газетах уже пишут, что появилась свежая земляника!» Она, напротив, приветствовала осень: «Видели, абонемент уже открыт?.. Скоро начнутся представления!»



Достоинство и удобство квартиры она измеряла близостью ее к театру. Как горько было ей оставить маленький переулок, проходивший позади театра, и переехать на большую улицу немного подальше, да вдобавок поселиться в доме без визави.



— Я и дома хочу иметь свою ложу-окошко! Нельзя же все с самою собою рассуждать, надо и на людей поглядеть! А вот теперь мне приходится жить, точно в деревне, в захолустье! Если мне вздумается посмотреть на людей, приходится взлезать на кухонный стол — только оттуда я и вижу соседей. То ли дело было в переулке! Там из моего окошка открывался вид прямо в квартиру торговца льном, да и до театра было всего три шага, а теперь целых три тысячи и каких еще — гвардейских!



Случалось тетушке и захворать, но как бы плохо она себя ни чувствовала, пропустить представление все-таки не могла. Раз доктор предписал ей поставить себе вечером к ногам кислое тесто. Она поставила, но в театр все-таки поехала и высидела все представление с тестом на ногах. Умри она в этот вечер, она была бы даже довольна. Ведь умер же в театре Торвальдсен, и такую смерть она называла блаженной.



Тетушка и рая не могла себе представить без театра. Конечно, нам этого не обещано, но ведь довольно же правдоподобно, что для прекрасных актеров и актрис, которые отправились туда до нас, найдется и там арена деятельности!



В комнатку тетушки была проведена из театра своего рода электрическая проволока; телеграмма являлась каждое воскресенье к кофе. Проволокой служил господин Сивертсен, театральный машинист, подававший сигналы к поднятию занавеса, перемене декораций и проч.



От него-то тетушка и получала краткие, но вразумительные сведения о репертуаре. «Бурю» Шекспира он звал «чертовщиной»: столько хлопот с ней! В первом же действии — «море вплоть до первой кулисы!» Это он хотел объяснить, как далеко должны были заходить волны морские. Если же сцена во всех пяти действиях изображала все одну и ту же комнату, он называл такую пьесу разумной, толково написанной, на которой можно отдохнуть. Она, дескать, играется сама собой, без всяких фокусов.



В прежние времена — то есть лет тридцать тому назад — когда и сама тетушка и вышепоименованный господин Сивертсен, уже и тогда служивший машинистом, были помоложе, он — по словам тетушки — был настоящим благодетелем для нее. В те времена в единственном большом городском театре существовал обычай допускать зрителей на особые места, находившиеся под потолком, по обеим сторонам сцены. Каждый машинист располагал там местом или двумя. И места эти зачастую бывали битком набиты самой избранной публикой; говорили даже, что туда жаловали генеральши и коммерции советницы. Ведь так интересно было заглянуть за кулисы, увидеть, как держат себя герои сцены после того, как занавес опустится!



Тетушка частенько бывала там, когда шли трагедии и балеты; в этих пьесах участвовала наибольшая часть труппы, и на них-то особенно интересно было смотреть сверху. Зрители сидели там в потемках, но очень удобно; почти все запасались закуской на ужин, и однажды в темницу Уголино, где он должен был умереть с голода, упала колбаса и три яблока! В публике, конечно, надорвали животики со смеху. Вот эта-то колбаса и была одною из главнейших причин, по которым дирекция закрыла для зрителей места наверху.



— Но я все-таки успела побывать там тридцать семь раз! — говорила тетушка. — И никогда я не забуду этого господину Сивертсену!



В последний вечер, когда места под потолком еще были открыты для публики, давался «Суд Соломона», тетушка отлично помнила это. В этот раз она, благодаря любезности господина Сивертсена, достала входной билет для агента Болмана, хоть он и не заслуживал этого за свое зубоскальство и вечные насмешки над театром. Но ему очень хотелось видеть «театральную канитель с изнанки». Он именно так и выразился, и это было куда как похоже на него, говорила тетушка.



И вот он увидел «Суд Соломона» сверху, да и заснул там. Право, точно он пришел в театр с большого обеда, за которым было провозглашено пропасть тостов! Итак, он заснул, проспал конец представления, и его заперли в темном, пустом театре.



— Когда я проснулся, — рассказывал он потом (тетушка, впрочем, не верила ни единому его слову) — «Суд Соломона» был кончен, все лампы и свечи потушены, весь народ разошелся, но тогда-то и началось настоящее представление — эпилог. И это было всего интереснее! Все ожило, пошел уже не «Суд Соломона», а «Страшный суд в театре».



И подобной ерундой агент Болман думал морочить тетушку — в благодарность за то, что она устроила его под потолком!



Все, что рассказывал агент, могло со стороны показаться довольно забавным, но в сущности-то за всем этим скрывалась одна злая насмешка.



— Темно там было, наверху! — рассказывал он. — Но вот началось волшебное представление «Страшный суд в театре». У дверей стояли контролеры и требовали у каждого из зрителей аттестат, чтобы удостовериться, имеет ли он право входить в театр не связанный по рукам и без намордника. Господа, являющиеся в театр слишком поздно, — трудно ведь сообразоваться с временем! — привязывались у входа и подковывались войлочными подошвами, чтобы могли без шума войти в театр в начале следующего действия. Кроме того, на них надевались намордники. Затем начался «Страшный суд».



— Все только ехидничанье и злость, неугодные Господу Богу! — ворчала тетушка.



Агент же продолжал:



— Декоратор, желавший попасть на небо, должен был взбираться на него по им самим нарисованной лестнице, а лестница-то эта являлась сплошным отрицанием всяких законов перспективы! Заведующий же монтировочной частью, прежде чем попасть на небо, должен был перенести в подобающие места все здания и растения, водворенные им в несоответствующие страны, — и все это раньше, чем пропоет петух!



— Господину Болману следовало бы лучше заботиться о том, как бы самому-то попасть на небо!



Вообще все, что он рассказывал об актерах — и комических, и драматических, о певцах и балетных танцорах, было, по словам тетушки, со стороны Болмана (болвана!) черной неблагодарностью! Он не заслуживал счастья попасть наверх. Тетушка не желала даже повторять его сквернословия. А он уверял, что все это записано и попадет в печать после его смерти — не раньше! Не то тетушка, пожалуй, загрызет его!



Только один раз довелось тетушке набраться страха в своем храме блаженства — театре. Дело было зимой, в один из коротких «двухчасовых» серых дней. На дворе стоял холод, шел снег, но тетушке непременно надо было попасть в театр. Давали «Германа фон Унна», небольшую оперу и большой балет, да еще пролог и эпилог вдобавок. Спектакль должен был затянуться до поздней ночи. Как же пропустить такое представление? К тому же квартирант тетушки снабдил ее парой высоких меховых сапог, заходивших ей за колена.



Тетушка явилась в театр, уселась в ложу, но сапог не сняла, хоть ей и жарко было в них. Вдруг закричали: «Пожар». Из-за одной кулисы и под потолком показался дым. Поднялся переполох. Тетушка осталась последней в своей ложе — второго яруса с левой стороны; оттуда декорации смотрятся красивее, говорила тетушка, их ведь ставят так, чтобы они выглядели лучше из королевской ложи! Наконец, и тетушка добралась до двери, но оказалось, что зрители, выскочившие раньше, заперли ее за собой впопыхах. Тетушка очутилась в западне. Прямо в коридор выйти было нельзя, через соседнюю ложу тоже — перегородка была слишком высока. Тетушка закричала, никто не услышал. Она заглянула вниз, в следующий ярус, там тоже было пусто, но до него было близко, просто рукой подать. Тетушка от страха вдруг помолодела, почувствовала себя такой легонькой, проворной и совсем уж собралась было перелезть через барьер вниз, даже перекинула через него одну ногу, а другую поставила на скамейку. Так она и сидела, словно верхом на лошади, такая нарядная, в платье с цветочками, свесив вниз ногу в необъятном меховом сапожище! То-то была картина! Когда на нее обратили внимание, услышали и крики тетушки, и она была спасена от опасности сгореть — со стыда, так как театр и не думал гореть.



По ее словам, это был самый памятный вечер в ее жизни. И хорошо, что она тогда не могла видеть самое себя, — она бы умерла со стыда.



Благодетель ее, машинист Сивертсен, приходил к ней каждое воскресенье, но от воскресенья до воскресенья долго было ждать, и вот тетушка стала в последнее время приглашать к себе по средам «кормиться» (т. е. пользоваться остатками от стола) маленькую девочку. Девочка участвовала в балетах и тоже нуждалась в пище. Выступала она в ролях эльфов и пажей; труднейшей же ролью ее была роль «задних лап льва» в «Волшебной флейте». Потом она доросла и до передних лап, но за них ей платили уже только три марки разовых, тогда как задние лапы оплачивались целым риксдалером (Риксдалер равнялся шести маркам. — Примеч. перев. ). Зато, исполняя их, ей приходилось сгибаться в три погибели и задыхаться! Все это тетушку живо интересовало.



Она заслуживала прожить до самого закрытия старого театра, но нет, не выдержала! Не пришлось ей и умереть там! Умерла она чинно и благородно в собственной постели. Последние слова ее были, впрочем, довольно-таки характерны. Она спросила: «А что идет завтра?»



После тетушки осталось что-то около пятисот риксдалеров. Так мы заключаем из процентов на капитал, составлявших двадцать риксдалеров. Их завещала тетушка в виде пожизненной пенсии достойной, старой безродной девице с тем, чтобы она абонировалась на одно место в ложе второго яруса с левой стороны, и непременно на субботние представления — тогда даются лучшие пьесы. На пенсионерку налагалось лишь одно обязательство — поминать по субботам в театре покойную тетушку.



Так вот чему поклонялась и служила тетушка всю свою жизнь!

Читать также сказки на букву «Т»: Теремок, Трем-сын безымянный, Три брата, Тень, Три брата, Три королевича и чудовище, Теремок (голова), Теремок Мухи, Терёшечка, Три зятя, Три царства — медное, серебряное и золотое, Три брата и змей, Таина-Кан, вечерняя звезда, Тири и Кару, Три сорванца деда-мороза, Тыну Бес, Тайна заброшенного замка, Тюльпанное дерево, Телефон, Тараканище, Три медведя, Таюткино зеркальце, Три добрых совета, Три светильника, Торговец и эльф, Три апельсина, Тростинка и кузнец, Трус Курата, Тэмпо - продавец рыбы, Томаринд и злой дату, Тсонгита, Тахир и Зухра, Три арбузных семечка, Три быка, Туркменские сказки об Ярты-Гулоке, Тигр и мыгры, Три золотых кирпича, Три чудесных подарка, Тридцать овец за молитву, Трое плешивых, Травяная западенка, Тяжелая витушка, Тайна ночного леса, Тряпье, Тирсис и Амаранта, Третейский судья, брат милосердия и пустынник, Тщеславная Тини, Тесей и Минотавр, Таинственный ящик, Три маралухи, Табунщик и ханша, Трава и мошка, Три брата, Три брата, Три сестры, Три совета отца, Тан-батыр, Таинственный гость из космоса, Тётя дяди Фёдора, или Побег из Простоквашино, Тр-Тр Митя проголодался, Тараканье мыло, Тонино-невидимка, Троллейбус номер, Такси к звездам, Талисман, Тернистый путь славы, Тетушка зубная боль, Тень и Человек, Три мужика, Тришкин кафтан, Трудолюбивый Медведь, Туча, Топор, Теленок на льду, Тетерев и лиса, Три вора, Три калача и одна баранка, Трудовые деньги, Три козла Граф и злобный тролль, Техасский Робин Гуд, Только глупцы не умеют смеяться над собой, Твердушка, Мягушка и Сладушка, Три совета за три золотых, Трава мати, Толстый жирный блин, Три бабочки, Три удальца и три девушки, Терпение - золото, Тeмный Патрик и повелитель ворон Кромахи, Три монаха-отшельника, Три сказки попугая, Тайна Флорио, Трудовые деньги, Тролль на празднике, Тролль из Асхауга, Турай батыр, Три лепешки, Трус Худайберды и лисица, Тульганой, Три богатыря, Телесик, Три ловких сына, Трое пройдох, Три охотника, Тетушки, Три волшебных листочка, Тайна, Три силача, Три вора, Три узденских сына и ханская дочь, Тиддалик вызывает наводнение, Тайна дружбы, Тахта-Клыдж, Топор, Три плута, Три брата - смекалистые ребята, Три златорунных барана, Туку, Тигр – заступник кошки, Три брата и плешивый плут, Три лентяя, Три слова – три вопроса, Тяжелая работа, Тайна безносого Силаймы, Тумхиленг, Тюленья шкура, Три мудрых совета, Три брата, Талисман, Тигр и лиса, Тигр и осeл, Тигр и буйвол, Три друга, То Ми и его жена, Трое братьев с хвостами, Тындалэ, Трандафир - пшеничное зерно, Турок и девушка, Тебе досталась одна душа, а мне - две, Тигр, як и лиса, Три брата, Тигр, Трехногая косуля, Три брата, Три сына, Тюлень и камбала, Трифон-Дурак, Тала-медведь и великий колдун, Тыссия, Три голубка, Три заколдованных князя, Три брата ворона, Три розы, Три золотые груши, Три брата, Торговец Мима и жулик Бяньба, Тер-окыш - долина цветов, Три великана, Три брата, которые видят правду, Тали-баба, Тигр и человек, Три улыбки падишаха, Тень дерева, Тигр и мальчик, Три брата, Три снохи, Три брата, три облака, три волшебных коня и три княжеские дочери, Три жемчужины, Такой уж порядок, Темир-Тау - Железная гора, Тень, Там Лин, Томас-рифмач, Три сестры, Три горошины, Три брата-акробата, Трусливый Ваня, Три дружка и лентяюшка, Точка зрения, Тайна метлы, Торк-Ангех, Три пряхи, Три счастливчика, Три змеиных листочка, Тихая сказка, Тайное становится явным, Тиха украинская ночь, Три охотника, Тук-тук-тук, То, чего не было, Тигр! Тигр!, Тигр вышел погулять, Троллейбус, Топтыгин и лиса, Терем-теремок, Три котёнка, Тетерюк, Товарищи по охоте, Трудное задание, Танцы с чертями, Танцующая вода, поющий камень и говорящая птица, Три подарка крестных, Тетрадки под дождём, Тыква в сундуке, Тася Лебедева, Три поездки Ильи Муромца, Трактор и радиоприемник, Трактор с прицепом, Трактор с прицепом в деревне, Тополиная рубашка, Тучка и Облачко, Таинственный лес в лесу, или Как Ахмед принцессу Гюзелию спас, Тюпа маленький, Томка, Томка испугался, Томкины сны, Туман, Таинственный сад, Три змеи, Три зятя, Три дерева, Трое, трое и один, Точка-мама и Точка-дочка, Три шляпы мистера Кепи, Туман, Три червонца, Три золотых волоса деда Всеведа, Три яблока, Три желания, Том-Тит-Тот, Том- мальчик с пальчик, Три поросенка, Тростниковая шапка, Три сорта манго, Три чудесные рыбы, Три коробки, Таинственное подземелье, Телёнок и коза, Тайна горного озера, Тигрёнок-котёнок, Тщеславный мулла и умная девушка, Тузик-дедектив